«Лебединый стан» русской поэзии: что нам стоит усвоить из творчества Цветаевой
Не надо было Марине Ивановне возвращаться из Франции в советскую Россию
Чтобы вспомнить какого-либо знаменитого человека из российской истории, вовсе не обязательно искать некую круглую дату. 2025-й — это год 133-летия со дня рождения Марины Цветаевой. Со дня ее смерти прошло 84 года. Конечно, если спросить человека русской культуры, есть ли у него любимый поэт, то он назовет не только Пушкина или Лермонтова, а не забудет Державина, Тютчева, Пастернака, Есенина, Блока, Гете, Гейне, Валери и многих других, у которых есть великолепные строки. Кто-то из прошлого и поэтом себя не считал, например школьный учитель Ершов, а вот взял и написал сказку «Конек-Горбунок» и памятник воздвиг себе нерукотворный.
тестовый баннер под заглавное изображение
Ну а поэтессы? Из относительно современных — Белла Ахмадулина, а из прошлого, конечно, Анна Ахматова и Марина Цветаева. У обеих несчастная судьба: у Ахматовой расстрелян муж (Н.Гумилев) и арестован сын, у второй ничуть не лучше. Хотя до Гражданской войны все складывалось вполне счастливо: симпатичный и любимый муж Сергей Эфрон, потом сын и дочь. Крах Российской империи и последующая Гражданская война всё перевернули. Правда, в Гражданскую войну некадровый офицер Сергей Эфрон, по моим монархическим убеждениям, сделал все правильно. Вступил в ряды Добровольческой армии, участвовал в тяжелейшем ледовом походе Лавра Корнилова, где выглядел, по сведениям сослуживцев, вполне достойно. Потом эмиграция во Францию, и здесь уже другой Эфрон — не за веру, царя и отечество, а прямо против. Где его успели завербовать советские чекисты, точно неизвестно, но он начал с ними активно сотрудничать до такой степени, что поучаствовал в похищении генерала Кутепова, а может быть, еще и генерала Миллера — лидеров Российского общественного союза. Из Франции ему помогли сбежать в Советскую Россию, поместили по сути в поселок лагерного типа, очевидно, затем, чтобы выманить из Франции Цветаеву с детьми. И это удалось. Цветаевой дали встретиться с мужем, а вскоре Эфрона расстреляли.
Точно помню, что в 1981 г. мой добрый товарищ князь Зураб Чавчавадзе (родился в эмиграции во Франции) дал мне на несколько дней почитать книгу Цветаевой «Лебединый стан», конечно, запрещенную в СССР. Ничего в ней откровенно антисоветского не было, но это была чистая «белогвардейщина». В молодые годы я работал в Военной коллегии Верховного Суда СССР, начитался приговоров всяких троек, особых совещаний, военных трибуналов и мерзостей от контрразведки СМЕРШ, и у меня ко всему «красному» выработалась устойчивая аллергия. Поэтому «белогвардейщина» мне была ближе. Эта книга Цветаевой на нас с женой произвела сильное впечатление, и мы за два дня ее для себя переписали от руки. Семью З.М.Чавчавадзе тоже коснулась страшная ложь советских политиков, которые через подставных «эфронов» выманили их после 1945 г. в СССР. Прямо с вокзала они были отправлены в систему ГУЛАГа на 10 лет как антисоветчики, хотя многие из тех, кто вернулся, участвовали во французском сопротивлении фашистам и имели французские боевые награды.
У Цветаевой много великолепных запоминающихся стихотворений, ну, скажем: «Вы, чьи широкие шинели напоминали паруса, и шпоры весело звенели, и голоса, и чьи глаза, как бриллианты, на сердце вырезали след, очаровательные франты минувших лет…» Невольно представляешь себе красавцев гусар, драгун, кавалергардов, ну и упомянутого в этом стихе генерала Тучкова-четвертого. Действительно, красавца без слащавости, погибшего в 23 года на Бородинском поле и так и не найденного любящей женой среди груды тел. У Цветаевой была и проза настолько сильная по глубине мысли, что разборчивый в оценках Иосиф Бродский считал ее произведения лучшим образцом русской литературной метафизики. Почему «Лебединый стан», а не как-то иначе? Белая армия в ее представлении была олицетворением традиционного русского былинного героизма, чистоты идеи, мыслей и поступков: «Где лебеди — а лебеди ушли, а вороны — а вороны остались. Куда ушли — куда и журавли, зачем ушли — чтоб крылья не достались…» Дон, где воевал ее Эфрон, она называла «лебединым».
Моего деда Ивана Георгиевича (войсковой старшина) красные расстреляли в 1920-е, а двух его братьев, Георгия (есаул, георгиевский кавалер) и Павла (подъесаул, тоже георгиевский кавалер), в 1924 г. отправили далеко на север на 10 лет. Они мне о себе ничего не могли рассказать. Были ли там прекрасные человеческие отношения, как у героев «Белой гвардии» Булгакова, точно никто не скажет. Можно уверенно предположить, что никакой привычной красоты человеческих отношений на Гражданской войне не было и не могло быть: любая война — это преобладание жестокости. Цветаева вспоминала о рассказах Эфрона про взаимные расстрелы пленных и со стороны белых, и со стороны красных. Красота «лебединого стана» из романтизма превратилась в безобразную реальность. И все-таки «Лебединый стан» стоит изучать как историческую оценку причин гибели Российской империи. Замечательно о роли Петра I: «Соль высолил, измылил мыльце — ты государь-кустарь. Державного однофамильца кровь на тебе, бунтарь… родоначальник ты Советов, ревнитель Ассамблей». И о пришедших к власти «пролетариях»: лиц нет у них, нет имен, песен нету. Действительно ничего, кроме французских «Марсельезы» и «Интернационала». Найдите замечательную книгу В.Шамбарова «Песни царской России, плененные большевиками» (М. 2013). Они были попросту украдены, как и все имущество знаменитых имперских сословий.
Есть наука физиогномика о распознании природных задатков по физическим свойствам, имеющим связь с характером человека. Профессор Алексей Лосев утверждал, что «по телу мы только и можем судить о личности… Тело — живой лик души… Мне иной раз страшно бывает смотреть на лицо нового человека и жутко бывает всматриваться в его почерк: его судьба, прошлая и будущая, встает совершенно неумолимо и неизбежно». Марина Цветаева могла не читать труды Лосева, но диагноз захватившим власть так называемым «пролетариям» поставила точно — о душе там и речи нет, мерзкие физиономии.
Моя поездка в Елабугу (место последнего пребывания Цветаевой на земле) состоялась в 1982 г. Я в Казани принимал госэкзамен в филиале Академии МВД СССР. Выдались два свободных дня, и я решил воплотить давнишнюю мечту. Пошел отпроситься у начальника филиала. Он меня отпустил, но предупредил, что в Елабуге живут отвратительные люди. Я в этом убедился, когда в 7.00 утра не увидел машину начальника ОВД Елабуги, которому было приказано меня встретить, накормить, довезти до кладбища и к 17.00 привезти в аэропорт. До города меня довез начальник линейного отдела милиции аэропорта, а дальше я пошел сам. Никто из встречных не знал, кто такая Цветаева и где она похоронена. Бог послал старичка, который мне сказал: идите по главной дороге, потом одна дорога пойдет левее, одна правее, а тебе прямо, и в кладбище и упрешься. Цветаева это давно знала: «Самоубийц хоронят в скрещеньи трех дорог». Кладбище было неухоженным, кресты на могилах сгнили и по большей части упали. Прямо перед входом стояла гранитная глыба, которую поставил Союз писателей Татарстана в память о Цветаевой. Я заранее узнал, что могила Цветаевой определена приблизительно — за бывшей оградой кладбища (самоубийц на кладбище не хоронили). Местный почитатель таланта Марины Ивановны опросил стариков и старушек и нашел настоящую могилу, поставил крест с табличкой. Был жаркий июньский день. Я присел под березой в тень, съел свой бутерброд и хлебнул припасенного коньячку за помин души рабы Божьей Марины. Собрал земляники: «кладбищенской земляники вкуснее и слаще нет», ну и стал ждать ее стихов. Подъехал туристический автобус, и экскурсовод быстро протараторила: «Идешь, на меня похожий, глаза опустивши вниз. Я их опускала тоже. Прохожий, остановись…» Можно было уходить. Я успел зайти в дом-музей русского художника И.И.Шишкина и издалека взглянуть на сосновый бор с его знаменитой картины «Утро в сосновом бору», зашел на могилу Натальи Дуровой, женщины-гусара. Все было в запустении — презирала советская власть все издревле русское.
Не надо было Марине Ивановне возвращаться из Франции в советскую Россию. Советы ей «Лебединого стана» не простили и довели до нервного срыва в полном одиночестве. Сейчас в Москве есть музей-квартира Цветаевой, дом-музей в Тарусе. Слава богу, ее не забывают, а ее стихи и прозу надо изучать со школьной скамьи. В начала 20-х годов прошлого века Марина Ивановна, конечно, видела трагедию России: «Не войдет в Москву белый полк» (хотя эта армия Константина Мамонтова была уже под Воронежем). Как ее успокоить? Красной и Советской армии уже нет по факту, а есть российская, но ей еще предстоит стать «белой».